Москва предолимпийская

В 1977 году весь Советский Союз был большой ударной комсомольской стройкой. Политическая карта союзных республик была буквально усеяна красными флажками, указывавшими, где на тот момент шли стройки. Сооружали великую железнодорожную магистраль БАМ, готовились к возведению города Агидель в Башкирии. Множество строек - в Татарии, Узбекистане, Киргизии... И мне нужно было решать, куда ехать после службы.

Огромное желание было направиться в Воркуту на строительство металлургического комбината. «Как вы на это смотрите?», — спросил я у лейтенанта, с которым оформлял воинский клуб в Новосибирске. «Да ты что! — замахал он руками. — Белых медведей кормить! Езжай лучше в Москву на Олимпиаду!». И, недолго думая, достал из своего стола путевку, похожую на открытку, и протянул ее мне. На обложке был изображён комсомолец, выражение лица которого без слов говорило: «Строить и дерзать — это прекрасно!». 

…Штаб комсомольской стройки располагался на Ленинских горах. В двухэтажном уютном здании размещался «Мосстрой №4». Меня встретили радушно, поинтересовались, как жилось-служилось, и определили в строительное управление №21, которое базировалось на улице Дружбы, напротив магазина «Балатон». 

Мне в тот же вечер выделили койко-место в общежитие. Оно располагалось на улице Декабристов в районе Отрадное — на другом от стройки конце города. Так что в дальнейшем на работу мне приходилось добираться, совершая несколько пересадок. 

Мне было интересно все. Сами понимаете, столица родины. И о Москве той далекой светлой поры у меня до сих пор только самые добрые и светлые воспоминания. Люди добрые, местные жители радушные и не такие дерганные, как сейчас. Хотя уже тогда, приглядевшись, можно было заметить, что в жизни местного населения есть какая-то поспешность. Москвичи постоянно куда-то спешили. У меня, закоренелого провинциала, сложилось впечатление, что вся Москва напоминает большую деревню, в которую вдруг, в одночасье, приехали молодые люди со всей страны на работу. Кругом были стройки, в каждом районе — общежития. Столица готовилась к эпохальному событию — Олимпиаде. Олимпийские объекты строили ударными темпами, ведь до главного международного спортивного праздника оставалось всего два года. 

Я готов был работать кем угодно и где угодно. Но в тот момент в строительном управлении срочно требовался художник-оформитель. Рисовать я умел и любил, и меня приняли на вакансию. Я ездил по олимпийским объектам, выполнял несложные оформительские работы. В районе Кунцево оформлял рекламные щиты на территории бывшей дачи Сталина. Каждое утро, перед тем, как направить меня сюда, начальник строительного управления, бывший фронтовик, лично проводил со мной инструктаж. Он говорил примерно следующее: «Будь осторожен! Особенно на дороге, по которой ездит генеральный секретарь КПСС Леонид Ильич Брежнев. Недавно молодой милиционер во время движения кортежа попробовал сфотографировать кавалькаду, и был убит на месте». 

Слава богу, у меня и мысли не было фотографировать членов политбюро. Да и если бы даже пожелал это сделать, я пока не мог себе подобное позволить при моей зарплате в сто двадцать рублей. Фотоаппараты были дорогими и в большом дефиците. А кроме того, мне было на что потратить свой небольшой заработок — только ведь из армии вернулся. 

Однажды по весне сдавали жилой пятиэтажный дом на улице Мясницкого, что возле Арбата. Я впервые увидел шикарные пятикомнатные квартиры. Всю жизнь думал, что туалетная комната должна быть маленькой, а тут целый зал — не мог и представить, что такое может быть. Говорили, что подобные объекты не для Олимпиады, а для бывших работников коминтерна и их семей, для родственников членов политбюро.

В рабочие дни вставали мы рано — в шесть часов утра, завтракали и разъезжались по объектам. Ехали сначала на автобусе, потом на метро, затем опять на автобусе. Личных машин ни у кого не было. Приобрести автомобиль в то время — заоблачная мечта каждого жителя СССР. И была она практически неосуществима. На дорогу уходило два часа. В автобусах была давка, наступали на ноги, пихали локтями... Но на все эти «мелочи жизни» никто фактически не обращал внимания, ведь все мы, молодые и пожилые, строили будущее, шагали в светлое будущее.

За год до начала Олимпиады я попал в «Лужники». На малой спортивной арене было много строительных бригад. Все коллективы были многонациональными. Много было грузин, армян, татар, молдаван, а вот из Средней Азии никого. Значит, думали мы, им жилось и дома хорошо.

Сегодня ситуация совсем иная. В столице миллион гастарбайтеров из бывших республик Средней Азии.

Сколько помню, никогда у нас не было межнациональных проблем. Вообще! Жили как в одной дружной семье. Да и что было нам делить. Почти все — молодые люди, приехали в столицу ради жилья и более-менее сытой жизни. Если кто помнит то время, знает, что даже за колбасой и мандаринами, футболками и коврами в Москву из Нефтекамска, да и большинства других городов республики, ездили. 

В московских продуктовых магазинах я впервые увидел фанту и пепси-колу, другие заморские напитки, сладости. В них было почти все, а очереди, которые там выстраивались, почти сплошь приезжие составляли. 

Все средства массовой информации были переполнены материалами с олимпийской стройки. К нам часто наведывались журналисты из центральных газет, маститые художники и совсем юные студенты с графико-художественных отделений, фотокорреспонденты зарубежных изданий — преимущественно из стран социалистического лагеря. Писать, фотографировать, рисовать — было о чем и с чего. С каждым месяцем «Лужники» становились краше. 

Однажды, приехав на малую спортивную арену, мы увидели много людей в штатском. Они, молча и сосредоточенно, сновали по стройке, кого-то о чем-то расспрашивали. Оказалось, минувшей ночью упал двадцатитонный железобетонный лепесток на малую арену. Сначала все думали, что это диверсия вражеской агентуры. Но, когда не обнаружили вещественных доказательств, подтверждающих эту теорию, пришли к выводу, что железобетонный лепесток, крепившийся на два соединения вверху и внизу с наклоном, мог перевернуться и упасть чисто по технической причине. На том, по-моему, дело о «происках врагов СССР и Олимпиады» тогда и завершилось.

Кстати, именно после этого случая, как заметил, СМИ стали сравнивать малую арену, в строительство которой вложили уйму денег и сил, с «золотой черепахой». Это выражение всем понравилось, оно так и укоренилось в газетах той поры. 

А для меня и моих друзей-строителей словосочетание «золотая черепаха» имело иной смысл. Мы ясно видели, что «при плановой экономике в стране многие товары не доходили до адресата, а само понятие экономика было извращено», как пишут теперь в учебниках. Характерное подтверждение тому я видел на нашем объекте. В конце рабочего дня должны были привезти раствор. Рабочие ждали-ждали, но, так и не дождавшись, уехали домой. А спустя полчаса приехал грузовик, вывалил раствор на землю (не везти же его обратно!). Гора цемента так бы и застыла, оставленная до утра, но, к счастью, мимо проходил немецкий рабочий Отто Курт (бригады из ГДР трудились на многих олимпийских объектах). Он поднял тревогу, забегал в поисках рабочих рук. И через час от кучи раствора ничего не осталось — все пошло в дело. На следующее утро русские строители дружески хлопали Отта по плечу, приговаривая: «Молодец, Курт! Поступил по-хозяйски!». И никого из наших при этом совесть не мучила, а Курт, да и все немцы, которых мы знали, действительно, были хозяйственными. На стройке их все уважали. Отто часто говорил, коверкая слова: «Какая у вас богатая страна! Даже вода дешевле бензина!»

Перед Олимпиадой, за пределами столицы были образованы специальные лечебные заведения, в которые собирали людей, страдающих от алкоголизма, высылали их, как говорили в народе «на 101-й километр!». За несколько месяцев до открытия спортивного праздника Москва была полностью очищена от антисоциальных элементов. Автовокзалы и железнодорожные вокзалы похорошели, с улиц исчезли праздношатающие люди. А в начале лета всех детей развезли и распределили по всем лагерям Советского Союза. В этом случае прекрасно поработал профсоюз: почти все путевки были бесплатными. На время проведения Олимпиады всех, у кого имелся личный автомобиль, попросили лишний раз не выезжать на дороги. А транспорт, идущий в город, пустили в объезд. Лицам же, не имеющим прописки в столице, въезд был запрещен. Я накануне Олимпиады был вынужден съездить в Орел. Когда возвращался в столицу, у меня попросили паспорт. Там была московская прописка. Выдали билет без проблем. У кого не было прописки — отказывали. 

Столица, казалось, в одночасье преобразилась после чисток в обществе и на улицах. 

В магазинах появилось все, что душе угодно. А главное — никаких очередей. Везде идеальная чистота и порядок. В городском транспорте никакой давки. И москвичи подумали — наступил коммунизм! Всем жителям столицы захотелось, чтобы такая жизнь была всегда. 

Кстати, американцы бойкотировали наш праздник, и не приехали на соревнования. В самый разгар Олимпиады, на шестой день игр, страну потрясла весть — умер Владимир Высоцкий. Это было настоящее горе. Оно затмило радость праздника. Затем последовала череда других важных событий, заставивших забыть о предшествующих печалях: смерть Брежнева, перестройка, распад СССР...

Теперь, надеюсь, наверное, как и все мы, Россия возродилась. Стала мощнее, красивее. Россия – миролюбивое государство! И выступление российских спортсменов на Олимпиаде в Токио, как бы нам не препятствовали, как бы не унижали нас и не ругали, лично я воспринимаю, как светлый момент в нашей современной жизни. И дай бог нам побед не только на ней! 

Фото: Александр Новиков.