+7 °С
Облачно
ВКTelegramDZENОК
Все новости
9 мая - День Победы
14 Апреля 2020, 19:02

«Не нарушайте тишины…»

Среди весны, когда радостно поют птицы, а земля, омытая талой водой, дымится зеленью молодой травы, наступает святой для нашей Родины день: мы вспоминаем тех, кто уплатил непомерную цену во имя нашей Победы, вспоминаем живых и усопших.

Много воды унесла река времени. Всё гуще зарастают шрамы окопов, почти совсем исчезли пепелища сожжённых городов, вырастают новые поколения. Уже умер мой дед Александр Иванович Соколов, мой собеседник. Горько и страшно было слушать рассказы о войне, но душа почему-то вновь и вновь звала меня в его воспоминания. Сколько раз он повторял, что рад бы не тревожить свою память, да не может забыть кровь и трупы на белом снегу, свист свинца, оскаленные пасти наспех вырытых могил. И вспоминал старый солдат дороги войны шаг за шагом, день за днём…
Женился он в 19 лет на своей же землячке Татьяне. Молоденькая она была, шестнадцать годочков всего, а вот поди ж ты – пошла за него. Перед самой войной уехала чета Соколовых в Баку, там как раз разработки по добыче нефти начались. Первая девочка родилась, вторая. А тут…война.
1941 год. Страшный год. Чёрный. Кровавый. Но даже эта лихая година приносила в дом кусочек счастья. В этот год родилась моя мама Нина Александровна Галанова (Соколова). Она была третьей дочкой в семье. Ей ещё не исполнилось и двух месяцев, как отец ушёл на фронт. И осталась моя бабушка с тремя ребятишками на руках. Старшим – семь лет и четыре года, младшенькой – два месяца…
Долго не было вестей от деда с фронта.
Жили они тогда в Баку, бабушка работала на заводе, девочки весь день одни, а бомбёжки всё чаще. Все бегут в укрытие, а бабушка – домой, к ребятишкам. Только прибежит – отбой, назад бежит. И решилась она ехать в Пензу, к своей матери. Пока выхлопотала пропуск (Баку тогда был закрытым городом), все деньги ушли.
Восемнадцать суток плыли на барже. Ночью высаживались на берег, утром солдаты, буквально на ходу, закидывали всех на борт. Под конец «путешествия» совсем нечего было есть. Однажды Зина и Клава сели перед капитанской рубкой. Вышел матрос, потрепал их за волосёнки, угостил хлебом – полбулки дал. Со всех ног кинулись дети к матери. Зажав рты ладошками, чтобы не откусить нечаянно хлебушек. На три дня хватило той половинки… И опять пошли сестрички на то место. Долго ждали. Но не вышел матрос.
Вот, наконец, и Саратов. Надо ещё около восьмидесяти километров пройти пешком. Два раза ночевали у добрых людей. Последний лесок осталось пройти. Но нет сил, девчушки падают от усталости. Темнеет. Страшно. Чувствуются волки. Тихонько где-то что-то скрипит. Была – не была: «Довезите, пожалуйста, хотя бы детей…».
Мало воспоминаний осталось у девочек, но одно врезалось в память крепко. Рассвет. Солнышко только-только выглядывает из-за горизонта. Навстречу «беженцам» летит птицей их бабушка…
Уже потом, много позже узнала семья, что воевал их отец в гвардейской стрелковой дивизии на Кавказе. Был командиром отделения. Получил осколочное ранение под Моздоком (мина рядом разорвалась). Попал в госпиталь. Был комиссован. И выдали ему билет до Баку, так как оттуда призывался он. Приехал, а семьи нет. Искал долго их. Правдами да неправдами узнал, что в Пензе родные его. Сердце быстрее ног бежало к детям. А денег-то на дорогу нет. И добирался мой дед на крышах грузовых поездов. Больше десяти суток добирался. И соединилась семья. И жизнь вроде бы началась налаживаться. И вести хорошие с фронта приходили. Стал мой дед в школе преподавать военное дело (смеялись потом – возможно, оттуда моя учительская стезя берёт своё начало). Но надо было бумаги на инвалидность переоформлять, а дед ни в какую: «Ещё справками я не тряс!» Сняли инвалидность и – сразу на фронт. Расцеловал своих девочек: жену, дочек. Теперь уже не мама моя младшенькой была, а Машенька – сестричка её, рождённая незадолго до вторичной мобилизации.
С октября 1944 года по январь 1946 года воевал мой дед в составе 210 полка войск НКВД по охране железнодорожных путей, и опять командиром отделения. Долго искали мы хоть какие-то сведения о сражениях этого полка, но… почему-то в архивных справках Минобороны стоит гриф – «Забытый полк». Узнали только, что боевой путь этого полка – Эстония и Западная Украина. И всё…никаких данных больше нет.
Вернулся дед в морозную ночь. В небе высоком и чистом мерцали звёзды. Курчавые берёзы застыли в скорбном величии. Дом промёрз насквозь. Иней сверкал на стенах. Окна разукрашены холодным узором. Бабушка моя, которой и было-то всего 32 годочка, рубила во дворе хворост, чтобы немного протопить избу, да чтобы дочки уснули в тепле. Вдруг вскрикнула…Девчата с печки соскочили, подумали, что их мама ногу поранила. И тут… дверь открывается, а на пороге – отец и мама! И такое счастье в глазах! Мама моя говорит, что она больше никогда такого света в глазах своей мамы не видела.
И потекла мирная жизнь. Стали в семье рождаться мальчики, один за одним. Шутил дед: «Девки-то в военное время – хорошо: на фронт не пойдут! А в мирное время мужики нужны – дом поднимать, хлеба растить!»
Было у них 12 детей, но трое умерли в младенчестве. А девять – мои дяди и тёти – жили дружно и правильно. Зла не делали, добром делились. Летом собирались все в отчем доме. Всем хватало места. Мы, ребятишки, умещались на печке даже в жаркие дни. Бабушка пекла самые вкусные лепёшки (до сих пор помню их запах), варила в чугунке щи. Дед плотничал, помогал людям дома строить. Казалось, так будет всегда…
Не один раз мы пытали деда: расскажи о войне. Мало, ох как мало говорил он о ней. Однажды дед сказал: «Страшно, когда стреляют в спину те, кого ты считаешь своим». Он замолчал, скрутил самокрутку с ядрёным табаком, вздохнул тяжело и вдруг улыбнулся… грустно, неслышно. А мы притихли и боялись не то чтобы спросить, а шелохнуться. Так и сидели на старой завалинке – дед (мы, как и наши родители, называли его папанькой) и внуки.
Я всегда мечтала увидеть деда при параде – в орденах и медалях. А он… Он был награждён медалью «За Победу над Германией» (№400886). Но отдал её для игры в чику детям своим, мальчишкам. Я пыталась укорить его: «Дед, ну как же ты не отнял её у нас? Это ж награда». А он только усмехался и говорил, что для этого и бился, чтобы мы играть могли.
Дедушка мой любил повторять: «Не нарушайте тишины, а слушайте». Странно было: сам-то балагур и весельчак, весь шумный какой-то. Он и о войне рассказывал залихватски, легко, без надрыва в голосе. Смеялись мы от души, слушая его. А по ночам, часто, мой весёлый и неугомонный дед сидел на завалинке и «наслаждался» (его любимое изречение) звуками мирной тихой жизни: «Слышишь, Оленька, луна улыбается, освещая путнику тропинку; берёзка дышит тихо-тихо, боясь спугнуть уснувшего воробья; ветер нежно и ласково треплет пёрышки на лужайке. Небо дышит мерно и спокойно».
Слышу, дед, слышу, как неровно бьётся твоё сердце, как плачет душа, как память не даёт тебе покоя.
Пусть гремят праздничные салюты. Пусть слышится громкий говор ветеранов, пусть воздух всколыхнётся от общего счастья. Поздравьте друг друга, улыбнитесь встречному, склоните голову перед солдатом. Нам всем следует понять, что жизнь – это бесценный дар.
Радость наша была больше горя, жизнь сильнее смерти, громче любой тишины – тишина мира. Нельзя не помнить звона колоколов Хатыни, скорбной тишины Пискаревского кладбища, стонов печей Освенцима, плача жертв Хиросимы…
И рады бы не тревожить старые раны, да широки бесконечные дороги войны. Но на каждом шагу встречаем мы красоту человеческого сердца…
Читайте нас: