Нет, он не попадёт в Берлин в конце войны,
Варшаву не пройдёт и не увидит Прагу.
Ни Минск, ни Сталинград ему не суждены,
Как и сияние медали за отвагу.
Он не узнает, что придёт однажды день,
Когда мы отступать в конце концов закончим
И повернём назад среди своих земель,
Ведомые на смерть и славу нашу кормчим.
Зато услышит он – последний в жизни раз,
Как выкрикнет, сипя, безусый лейтенантик:
«Окапываться всем!» - и разглядит тотчас:
К Волоколамскому шоссе подходят танки.
И в землю мёрзлую вгрызаясь под огнём,
И к ней же, как к жене, прижавшись глубже, ниже,
Узнает прадед мой, что с гибельным врагом
Бессмертие к нему с мгновеньем каждым ближе.
Упаси меня, Боже, от большой любви,
От пожара в доме и житья в психушке,
Мировых скорбей и огня в крови,
От врагов, долгов и пристрастья к кружке.
Не оставь меня, упаси меня!
Ну, конечно, если не очень сложно,
Темной ночью ли, среди бела дня -
Круглосуточно – ведь ты можешь, Боже!..
Чтобы шел бы я – молодец какой,
Чтобы всех слепил блеск моих ботинок,
В портмоне – мильон, на душе – покой,
Ни долгов, ни врагов, ни жены, ни сына!..
Только как-нибудь, проходя вот так,
Под твоей рукой, перед ясным взглядом,
Хорохорясь встану и скажу, чудак:
«От большой любви не спасай – не надо!»
Эти чёрные львы с золотыми, как солнце, крылами!
Этих вод смоляных колыханье меж берегов!
Подойди, посмотри, как полощет лениво о камни
То, что станет Атлантикой вскоре для чьих-то судов.
С тем же, видимо, чувством в давно завоёванном Риме
Плосколицые варвары скот свой с оглядкой пасли:
Это вовсе не степь! Слишком много домов для пустыни,
Слишком мало живых после штурма меж ними нашли.
И понятно теперь, почему ты глядишь исподлобья,
Недоверчиво сеешь песок прибалтийский в ладонь -
Варвар с плоским лицом, тень Атиллы, подобье подобья,
Пешеход, горожанин, обсевок, погасший огонь.
Там, где дымят громаднейшие трубы,
Где небо сплошь из полиэтилена
И где искусственная киберлошадь
Жует поливиниловое сено, -
Там человечек, весь из пенопласта,
Весь гладкий, белый, как рулон бумаги,
Кричит жене тоскливо: «Ира, Ира!
Мне надо взять ботинки, шлем и краги:
Я к доктору, я, кажется, болею».
Он одевается и уезжает.
Его жена, бутылка из пластмассы,
Прощается и вслед ему рыдает.
А сверху электрическое солнце
(В 150 свечей) уже тускнеет:
Так планово уж наступает вечер,
Небесный полиэтилен темнеет.