Жёлуди

Однажды вечером, когда собрались все близкие, мы сидели за столом и вспоминали тех, кто не смог приехать на нынешнюю встречу. Решили навестить двоюродных родственников.

Рано утром мы выехали со двора на улицу, с которой открывается полная панорама местности: можно увидеть всю деревню. За ней просёлочная дорога шла полями, лишь кое-где попадались отдельно стоящие ракиты. Солнце над луговиной поднялось ещё не совсем высоко, но уже было жарко. Если бы не легкий утренний ветер, в машине нечем было бы дышать. Мы выехали из-за холма, и нашему взору открылись очертания проезда к броду.

– Николай, останови машину!

– Тёть Поль, что случилось? – он повернулся в сторону тётки.

Николай был поражён, с каким выражением лица тётя Поля смотрела на вершину холма, на котором росли два дубка. Вокруг не было ни единого деревца, ни одного кустика. Лишь только молодая трава трепетно развевалась на ветру.

– Миколо, а когда здесь появились дубки?

– Точно не знаю, но я их заметил летом сорок шестого, когда мы мальчишками купались здесь. Тогда они были маленькие, но довольно крепкие. Мама вышла из машины и, словно заворожённая, ничего не слыша и ничего не замечая, пошла напрямую к дубкам. Все, кто был в машине, последовали за ней.

– Соня, подожди, куда ж с ребёнком по траве. Я сейчас подъеду поближе, – и Николай поехал по целине в сторону дубков, как можно ближе.

Мама обошла дубки со всех сторон, поглаживая морщинистыми руками такие же шершавые стволы, испещрённые извилистыми трещинами.

– Я вспомнила! Я вспомнила, откуда они взялись!

– И откуда же? – поинтересовался я.

– Здесь были ожесточённые бои… Отступали наши войска через этот брод. Остался только взвод солдат и две сорокопятки, для того чтобы задержать наступление немцев, тем самым дать возможность основным силам окопаться на новых рубежах. Пушки разместили вон там, – она показала рукой на холм, который возвышался над балкой. – Я бывала там несколько раз. С вершины холма хорошо просматривается дорога, ведущая к реке. А отсюда хорошо виден сам брод, – она повернулась в сторону брода, который, действительно, был как на ладони. Немного помолчав, тёща продолжила:

– Бой длился весь день, и лишь только поздно ночью прекратилась стрельба. Немцы утром рано перешли речку, и направились в сторону отступающих солдат. Днём, когда всё стихло, я и ещё несколько девчат пришли на бойовище. На вершине холма были видны искорёженные пушки. А там, где окопался взвод, земля вся была в воронках от взрывов снарядов, не было живого места на ней. Мы ходили от одного убитого к другому и не знали, что делать. Кто-то предложил стащить всех в одну большую воронку и похоронить солдат. Не могли же мы их оставить так. Я с подругой подошла к молодому солдатику, который лежал вверх лицом. Совсем ещё мальчишка смотрел остекленевшими глазами в голубое небо. Мне стало жутко, но я решилась прикрыть его глаза, а они не закрывались. Я взяла солдатика за руки, а подруга за ноги, и мы почти волоком потащили тяжёлое тело к общей могиле, где и оставили рядом со всеми. «Поля, смотри у него в руке что-то зажато, – сказала подруга и показала на неплотно сжатые пальцы, сквозь которые что-то просматривалось. - Давай разожмём и посмотрим, что там. Может что-то важное?» Я попыталась разжать мёртвые окоченелые пальцы… После некоторых усилий мне удалось чуть-чуть расправить их, и я увидела два желудя. Не знаю, каким образом они оказались у него: в округе нигде не было никакого деревца. Возможно, это память с родины, из дома… Мы оставили эти жёлуди в руке солдата. Захоронили всех убитых вместе, присыпав окровавленной землёй… Судя по всему, эти самые желуди и проросли дубками. Видите, как плотно они стоят друг к другу, словно переняли вахту тех солдат, что стояли здесь насмерть в августе сорок первого...

Она замолчала, по её щекам катились горькие, жгучие слёзы, слёзы памяти и горечи за тех молоденьких солдат, которым жить да жить и детей родить. А они не успели, ушли из жизни, чтобы нам жилось мирно, чтобы мы смогли сделать то, что им не довелось. Мама молчала, устремив взгляд куда-то в вечность: как будто там она видела этого молодого паренька с желудями в руке.