Без вины виноватый (строки из автобиографии)

Рядом с нашим учебным классом был буфет, в тот день там продавали сушки. И был такой вкусный запах. Хотя у меня не было денег, я простоял там, пока не прозвенел звонок на урок. Пока хромой походкой дошёл до класса, все ученики стояли. Там были уже классный руководитель и директор школы. Я его сразу узнал, видел его, когда приезжал с заявлением. У него очки были с толстым стеклом, но он почему-то смотрел на людей поверх них.

Оказалось, во время перерыва кто-то из мальчиков кидался рейками от ящиков и попал в девочку. У неё из носа пошла кровь.

- Чьё это дело? - дважды повторил директор. Все молчали. Моё место было за самой передней партой, пока я болел, «камчатку» уже заняли. Следующий вопрос был в мой адрес.

- Я не знаю, я был в коридоре, - промолвил я. Ответы моих соседей по парте были примерно такими же.

- Урок не будем срывать, - сказал директор. - Вот мальчики с двух передних парт, пошли в мой кабинет.

Разборка шла в кабинете директора, который из-за своей близорукости разбирал какие-то бумаги, низко наклонившись к столу. Между делом он задавал нам те же вопросы, что и в классе. Мы все четверо в самом деле не знали.

- Всё, завтра разберёмся, - сказал директор как можно громче и выгнал нас из кабинета. Допрос с пристрастием ничего не дал.

На следующий день утром была назначена «экзекуция» (мы – дети войны – знали такие слова). Всех учеников первой смены построили квадратом вокруг высокого столба в центе двора. На верхнем его конце висел красный флаг, не высохший ещё после вчерашнего дождя.

Долговязый физрук обошёл строй, проверяя правильность квадрата, военрук громко крикнул: «Смирно».

Обычно такое проводится в торжественных случаях. И на этот раз всё было организовано не хуже. Четверых «виновников торжества» поставили у «столба позора». После главной обвинительной речи директора всем желающим разрешили сказать, какие мы плохие ученики, позорим родную школу и так далее.

Заключительное слово обвинения сказал сам директор. Он повернулся в нашу сторону и, посмотрев на нас по привычке поверх очков, почему-то тише обычного сказал:

- Если такое повторится, всех вас выгоним из школы.

Даже без официального приказа никто из четверых не хотел остаться в этой школе. После выходного дня трёх «хулиганов» не было – они сами ушли. После долгих раздумий с учётом участия в литературном кружке со своими стихами (некоторые из них уже были напечатаны в районной газете), я всё-таки остался.

Мой «хулиганский поступок» очень не понравился учительнице русского языка и литературы. По странному совпадению, она, как и директор, была близорукой, тоже носила очки с толстыми стёклами. Я думаю, мой корявый почерк приносил ей немало неудобств. Моё знание русского языка заслуживало не больше «тройки» («удовлетворительно»), но она мои письменные работы оценивала только от единицы до двух, украшая сочинения длинными красными линиями и много раз повторяя, как бы убеждая то ли себя, то ли меня в правильности оценки, слова «за стиль».

Да, я любил писать длинными, как мне казалось, красивыми предложениями. Забегая вперёд, отмечу, что этот мой стиль сохранился на всю жизнь. Читая в газетах мои статьи даже без моей подписи, знакомые говорили: «Заметка твоя, твой стиль».

Несколько учителей после позорного столба мне признавались, что это было ошибкой директора. Но зайти к нему и просить отменить приказ побоялись.

И ещё, последнее. Когда учился в университете, изучая стилистику, я выяснил, что школьная учительница, наказывая меня, как хулигана, «за стиль», была не права. Мои сочинения заслуживали «твёрдую тройку».

Да, чуть не забыл. Когда учился на последнем курсе, кто-то в школе вспомнил о фиктивном хулигане, пригласили на встречу учеников с выпускниками школы. Пришёл, рассказал свою историю и за свою долгую жизнь больше ни разу не заглядывал в это мрачное здание школы.

Оказывается, обида, полученная в подростковом возрасте, не забывается, ноет, как старая рана. Да и сломанная нога часто напоминает о себе при изменении погоды.

Р.НУРТДИНОВ.