Счастливый день

И снова была весна. Пятнадцатая весна в жизни Насимы. И эта весна будила в девушке небывалые сильные чувства, несмотря на постоянное полуголодное состояние, несмотря на колхозные полевые работы, к которым привлекались все дети в деревне с двенадцати-тринадцати лет, и связанную с этим усталость, эта весна обещала и звала в поля, в леса. Хотелось разбежаться в поле и взлететь.

Это ощущение ожидания праздника дарили и сводки с фронта, когда каждый, замерев под тарелкой ретранслятора, не дыша слушал, какие города взяли наши в боях. Война должна была уже вот-вот, скоро закончиться. И тогда начнется совсем другая, невероятно счастливая радостная жизнь. И не будут приходить похоронки с фронта, и вернется ее отец, и старший брат Муллахмат, которого забрали на войну два года назад, и все-все, кто еще остался в живых. И вернется отчаянный парень Магфур, которого призвали прошлой осенью. Как-то после концерта, когда Насима, как всегда, выступала и пела особенно душевно и красиво, а он все стоял и смотрел на нее завороженным взглядом, после того концерта он подошел к ней и сказал:

- И откуда в тебе этот голос, девочка? Но ничего, я скоро уйду на фронт, а вернусь, ты уже будешь большая, так ты меня жди, ладно!

И вроде со смехом сказал, но Насима растерялась от этих слов, раскраснелась и, ничего не ответив, убежала. Только сердечко в груди ее прыгало и рвалось, и неожиданные слезы увлажняли глаза.

А этот весенний день был какой-то суматошный. У Насимы было много дел по дому, потом она копала грядки в огороде, а потом мама еще отправила ее с Гавасом в лес за хворостом. Стоял май. День был ярким и солнечным, но ветер дул холодный и пронизывающий. Запрягли в телегу старую-престарую лошаденку, которая уже и пахать не могла, а так уж, доживала свой век. Весенняя дорога чавкала грязью, и, чтобы лошадь не уставала, ребята сами пошли рядом с телегой. Дошли засветло. Гавас в свои двенадцать лет по росту уже перегонял сестру, да и вообще парнишкой стал крепким и ухватистым. Он широкими шагами обходил вокруг дерева, и, если на нем были толстые сухие ветви, ловко забирался на дерево и срубал сушняк. Сестра тащила хворост к телеге, укладывала поплотнее и крепко привязывала. Высоко нагрузив телегу, отправились в обратный путь.

И идти было не так уж далеко, километра два, не больше. Но тяжелая грязная дорога словно не хотела их пропускать. Опускались сумерки. Старая кляча старалась изо всех сил, сестра с братом то толкали воз сзади, стараясь помочь лошади, то впрягались вместе с нею спереди, но телега по раскисшей дороге продвигалась очень медленно. Видя, что лошадка уже выбилась из сил, и сами задыхаясь от усталости, останавливались, и, привалившись к возку, тяжело дыша, немного отдыхали. Взмокшие тела прохватывал тут же налетавший ветер, не давая подолгу отдыхать. Несчастная скотина тоже крупно вздрагивала, и опять впрягаясь в телегу, они втроем с трудом сдвигали воз с места. Старые лапти на ногах были облеплены влажной черной грязью, которая еще и скользила под ногами, ноги дрожали от усталости, но они изо всех сил толкали и толкали телегу по дороге.

Вконец измученная кляча не выдержала и упала. И никакие попытки поднять ее и заставить идти не помогали. Не зная, что делать, ребята долго сидели, привалившись к краю телеги. До деревни было рукой подать, а они сидели на дороге грязные, измученные от усталости. Окончательно замерзнув, снова пытались поднять скотинку, увы, безуспешно. 

Уже совсем стемнело. В крайних окнах деревни, которые видны были отсюда, зажигались огоньки лучины. Даже слышно было, как хлопали двери домов и сараев. 

- Давай, Гавас, иди, позови кого-нибудь на помощь, самим нам не добраться, - сказала Насима усталым голосом.

И Гавас отправился в деревню. Пока он ходил, Насима, скрючившись и тщетно пытаясь согреться, сидела с закрытыми от усталости глазами и гладила бедную старую лошадь, которая, наверное, и не поднимется больше.

Через некоторое время послышались шаги. Это подошли парни, живущие в крайних домах, ровесники Насимы.

- Ну и воз вы навалили, - пробивающимся баском заметил Афтах, распрягая лошадь. – Бедная кляча и не выдержала.

- А ты что же, Насима, - обратился к девушке Касим. - В сегодняшнем концерте не участвовала?

- В каком концерте? – устало поинтересовалась Насима.

- Вы что, не знаете? – воскликнул Афтах. – Сегодня же объявили Победу! И наши сразу концерт организовали вечером, там вся деревня была. А я еще удивлялся, где Насима, заболела, что ли!

Насима от растерянности не знала, что и ответить. Она тыльной стороной ладони провела по лицу и отвернулась. 

- Ладно, мы тут без тебя управимся, - сказал Афтах, видимо, посочувствовав измученному виду девушки. - Иди потихоньку, сами дотащим телегу к вам на двор.

И Насима побрела к деревне. Сгибаясь от холодного ветра и не имея сил идти быстро, чтобы согреться, она встречала ребят и девушек, и взрослых, которые расходились от клуба домой. Возбужденные, радостные, они так были счастливы этим днем, таким долгожданным, таким ожидаемым. Слышались их звонкие голоса, уверенные шаги, смех.

А Насима растерялась от нахлынувших чувств. Огромное облегчение и счастье от одного этого слова «Победа!» ликованием пылало в ее душе. Но невероятно уставшую, замерзшую девушку терзала обида – сегодня, в самом главном концерте в честь Победы, она не смогла участвовать, не смогла быть вместе со всеми людьми своей деревни, с которыми переживала все эти тяжелые годы, и разделить с ними самый счастливый день, самый счастливый миг! Непрошеные слезы жгли ее глаза, низко наклонив голову, она шла к дому, время от времени кивая в ответ обгонявшим ее односельчанам, которые узнавали девушку в темноте майской ночи.

Постепенно слезы кончились. Наплакавшись, Насима почувствовала успокоение и облегчение. Упрямо вскинула голову. Будут, будут еще концерты! И она споет еще так, как никогда не пела раньше! И вернутся домой ее веселый отец, ее старший брат, и все мужчины и парни из деревни, кто еще остался жив… И такая хорошая бескрайняя жизнь впереди! И можно будет учиться дальше, и все-все будет. И обязательно, обязательно сбудутся все мечты.