Подкидыш

Бабушка моя очень любила собак, и оставить маленькое беззащитное живое существо на произвол судьбы просто не могла. Тем более совсем недавно трагически ушёл из жизни прежний любимец Байкал. Может быть, это его душа, заново переродившись, таким образом оказалась у ворот именно нашего двора? Двор наш пустовал, собака во дворе необходима. Взяв в руки нелепого несмышлёныша, бабушка проговорила: «Ну, здравствуй! Тузик». Так началась история подкинутого щенка...

Это случилось весной 1979 года. Откуда и кто подкинул к нашему двору Тузика, так и осталось загадкой. Моя мама и бабушка выхаживали щенка, поили его молоком, оберегали от внешних невзгод. Забота и любовь сделали своё дело. Тузик рос не по дням, а по часам. Открылись глаза, приобрели твёрдость лапы. А хвостик – будто жил своей отдельной жизнью, ни на секунду не переставая вилять из стороны в сторону, как и его язык, постоянно норовящий лизнуть руку или лицо. Рос он в ласке, и поэтому не понаслышке знал, что такое добро, соответственно, и он сам был полон доброты. Тузик был непоседой, носился по всему двору, играл со всеми, кто встречался у него на пути, никогда их не обижал и не причинял никакого вреда. Играючи, заливисто тявкал на весь двор. Только иногда кошки и куры не понимали его игру: кошка серьёзно царапала нос Тузику, а защитник кур – петух – пребольно клевал в лоб. И заливистый лай тогда превращался в заливистое обидное поскуливание. Но это его не останавливало, Тузик гонялся целыми днями за бабочками и назойливыми мухами. Устав, ложился на бок и, свесив язык, отдыхал. А набравшись сил, затевал что-то новое...

Годы летели за годами. Осенью 1982 года родился я. Тузик уже был состоявшимся псом. В первые годы своей жизни я слабо помнил его, лишь мелкие детали, что Тузик во время моих прогулок на улице в коляске подходил ко мне, и его тёплый язык оказывался у меня на щеке. Это у меня вызывало задорный смех, я не понимал того, что у собак так выражаются любовь и доверие к человеку.

Псом он был средних размеров чёрной окраски с двумя желтыми пятнами над глазами, обычная дворняжья порода. Пять лет мы прожили бок о бок с Тузиком, верным другом, постоянно забывались в играх, гоняясь друг за другом. А куры и кошки уже уступали ему дорогу, не по размеру он им казался, да и Тузик уже не обращал на них внимания. Для моих детских лет он казался мне крупным, поэтому в один из дней отец, боясь, что Тузик может случайно мне или недавно родившейся сестрёнке как-то случайно навредить, сколотил конуру и посадил его на цепь. Тузик никогда не был цепным псом, на привязи он потерял свой прежний весёлый облик и нрав. На него внезапно нахлынула глубокая грусть. Он больше лежал, положив голову на передние лапы, и тоскливо водил глазами по двору. Слабо ел, потерял аппетит. Мне было его очень жаль. И когда подходил к нему, он молча поднимал голову, лизал руку и, несколько раз вильнув хвостом, вновь грустно опускал, полную дум, голову на лапы. А однажды вдруг на него напал страх, и он начал метаться, рвать цепи. В конуру, кстати, никогда не заходил, Тузик спал, что в жару, что в дождь, на земле. Такое его состояние мне не нравилось, и я уговорил отца освободить Тузика от ненавистного заточения, и вообще убрать кандалы подальше от его и моих глаз. Тузик был освобождён, и через время я вновь узнал в нём прежнего своего друга. Свобода быстро вернула его к прежней весёлой жизни, и больше он уже не вспомнит, что такое ошейник, цепь и конура. А конуру облюбовали кудахчущие соседи, которые боролись за то, кому принадлежит из них право больше других находиться в искусственном укрытии. Тузику было абсолютно безразлично, он никогда больше не приближался к конуре.

Время шло. В пять моих лет мы с мамой и сестрёнкой переехали из деревни в город. Мне нужно было идти в школу, а перед этим немного походить в садик. А бабушка с Тузиком остались следить за хозяйством. Вся живность и огород легли на плечи бабушки. Мы на выходных и каникулах приезжали в деревню, помогали. Тузик всегда радовался нашему приезду и вечно крутился рядом, а когда приходило время уезжать, грустил, но недолго, ведь рядом была бабушка. И вот в один из таких дней Тузик научился перепрыгивать через ворота: разбежится, подпрыгнет и, помогая себе передними лапами, подтягивался и перебрасывал себя на другую сторону ворот. С каждым разом этот трюк у него получался всё лучше, вскоре в этом деле он стал настоящим виртуозом.

Иногда, когда маме приходилось уезжать работать на объекты в другой город, нам приходилось возвращаться к бабушке. А на летних каникулах мы и вовсе пропадали здесь месяцами. Тузик ходил с нами и за дровами, и на сенокос. Однажды произошёл забавный случай: сено было собрано в кучки, и бабушка вилами перекидывала их в телегу, в один момент что-то зацепилось за сноп и не давало вилам поднять сено. Бабушка, не оглядываясь, запричитала: «Тузик, отстань, отпусти, не до игр сейчас». А Тузик сидел, наклонив голову, впереди бабушки и, словно улыбаясь, всем своим видом говорил, что ему тоже не до игр. Оказалось, вилы зацепились за проволоку. Смеялись тогда от души. 

Наступил 1990 год. В нашем деревенском дворе всё поменялось: из живой души здесь остался жить только Тузик. Бабушка переехала к нам в город, годы брали своё, и ухаживать за хозяйством как прежде не было возможности. Я пошёл в первый класс. В зимнее время, четыре месяца в году, Тузик жил во дворе один, но не был покинут. Каждую неделю мы ездили на рейсовом автобусе к нему, покормить и не давать забыть друг друга. Еды привозили ему много, сразу на несколько дней. Тузик всегда нас ждал, будто зная, что через столько-то дней мы войдём в калитку, и уже сидел и ждал у крыльца, бешено, как в детстве, виляя хвостом. Жил он под крыльцом дома, там, где всегда и хотел. Мы проводили с Тузиком какое-то время и вновь уезжали в город. Тузик провожал нас до калитки и вновь уходил к крыльцу. Хвостик у него был уже неподвижен, а глаза грустно упирались в снег. Мне тоже всегда было тоскливо. Пожить у соседей он тоже не хотел, не мог покинуть свой двор. Пробовали. Убегал и возвращался к своему крыльцу.

Так прошла первая зима. С апреля по октябрь, в бесснежное время, бабушка возвращалась в деревенский дом и жила там. Пролетало счастливое беззаботное лето на каникулах в деревне. Тузик вновь ощущал всю полноту жизни. Наступала осень, я пошёл во второй класс, а в ноябре бабушка вновь приезжала в город. Приходила зима. Вновь – автобус, поездки, авоськи с едой для Тузика. И вот уже вторая зима на исходе, совсем скоро придёт весна, и бабушка переедет в деревню. А я закончу второй класс и вновь приеду на каникулы в деревню: Тузик, речка, горы, двор...

Тот день был холодный. Мы с бабушкой стояли у крыльца, откуда Тузик, как обычно, выходил. Но его там не было. Мы громко звали его, но он так и не появился. Бабушка ушла к соседям узнать про Тузика, а я остался ждать у крыльца. Весть была плохая: из города приезжали собаколовы, и, по словам соседей, наш Тузик был отстрелен. Где-то на соседней улице, вышел, видимо, бедолага, пройтись по деревне, но напоролся из-за угла не на тех людей, которые, не разбираясь, обрывают не только жизнь хорошего пса, но и этой же пулей ранят навсегда души любивших его людей...

13 лет жизни верного Тузика... Помню, потекла слеза из детских глаз, и даже крепкий мороз не превратил эти слезинки в льдинки. И тело собаки не было найдено, и похоронить его не получилось. И не осталось ни одной фотографии о Тузике на память. Лишь воспоминания по сей день. Вот такая была история единственной собачки в моей жизни. Но я знаю одно, и верю всё равно, что все псы попадают в рай! И наверняка мой Тузик, беззаботно виляя хвостом, как тогда в детстве, бегает среди цветущих полян именно там...